Городской парк - отличное место для прогулки субботним летним днем. Разумеется, если отсутствуют обременения в виде земельного участка или внуков. У Василия Ивановича внуки давно выросли, а к огородничеству он был предусмотрительно равнодушен. Посему, пользуясь возможностью, неторопливо прогуливался туда-сюда по асфальтированной дорожке в тени огромных тополей.
Выправку Василий Иванович имел военную, одет был в потертый, но аккуратный костюм и начищенные до сизого блеска остроконечные туфли. Первую жизнь он провел за полярным кругом в бригаде с засекреченным номером. А как уволился по выслуге лет, во второй жизни трудился в конторе достойного предприятия.
- Здравствуйте, Василий Иванович!
Двое типов зашли со спины. Первый - средних лет, худощавый, приличного вида мужчина в джинсах и байке с капюшоном. Второй - неопределенного возраста, судя по исходившему запаху от его одеяний, из тех пассажиров, которым день изо дня не хватает пять копеек на билет.
Василий Иванович замешкался на секунду, сглотнул слюну и бодро ответил:
- О, Гена Щукин, сколько лет, сколько зим. Как поживаешь?
- Нормально. Только вы запамятовали. Карпов. Петя я...
- Ах да... Ефрейтор Карпов. Хорошо выглядишь, Петр. Рассказывали, болел ты.
- В прошлом, Василий Иванович. Ремиссия. Вот, заново жизнь начинаю.
- А это кто?
- Это Федор. Познакомились на вокзале.
- Здорово, - отозвался пассажир, дыхнув перегаром. - Иваныч, ты - дед самый сок!
- Точно! Все сто десять процентов! Третью жизнь начинаете, Василий Иванович?
- С языка снял, Петр. Вышел на пенсию, скоро год как. Ну ее, эту заводскую контору... А давайте, ребята, я вас пивом угощу. Идем с нами, Федя. Тут ларек недалеко, скамеечка со столиком имеется.
- Как Анна Михайловна? Помню, любовь-морковь у вас была. Вся часть судачила, от офицеров до слонов.
- Да-да... Нет... Понимаешь, Петя... Жизнь подлая штука. Рецидив, Петенька...
- О, мои самые глубокие соболезнования, Василий Иванович... Такая женщина...
- Иваныч, это случается, близкие уходят. Мужайся!
- Тоскую, ребята, но не убиваюсь. Нельзя, понимаешь, сходить с ума...
***
Марк обитал в лачуге на берегу. Забот по хозяйству у него было немного. Порой ночи были холодные, требовался запас дров. Когда погода позволяла, Марк выходил на старой лодке в море порыбачить.
Он был безработным. Ветеранского пособия хватало на рис, бобы и бутылку виски по случаю. Старая униформа светилась заплатами. Когда холодало, он накидывал лётную кожанку со сломанной молнией, которую выменял на коробку сигар у сварливого мексиканца.
Марк рад бы поселиться в городе, но не мог. Каждую ночь ему снился тот же кошмар - узкие карие глаза в прицеле. Когда он спускал курок, то просыпался в ужасе, и лишь шум прибоя помогал успокоиться.
Он потерял счет времени и почти слетел с катушек. Но однажды, открыв дверь в лачугу, вошла она. Карие глаза, черные как смоль волосы и маленькая тонкая фигурка, прикрытая длинным балахоном.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Ли, - ответила она.
- Заберешь мою душу за то, что я застрелил тебя, Ли?
- Нет. У тебя не вышло, Марк, карабин дал осечку.
- О чем ты говоришь? Я никогда не забуду, как пуля вошла в голову. Ты лежала на полу в луже крови.
- Смешной ты, Марк. Как же я оказалась здесь, живая и реальная? Пришла, чтобы полюбить тебя.
- Ли, бред какой-то... Зачем кому-то меня любить?
Она скользнула взглядом по книжной полке, криво приколоченной к стене.
- Ты боготворишь море, обожаешь как Хемингуэй. За это я и буду любить тебя.
Балахон бесстыдно соскользнул на пол. Марк ощутил обжигающий огонь ее тела и почувствовал сладко-соленый вкус ее губ.
Назавтра он был безмерно рад. В ту ночь кошмар не приснился. А утром Марк убедился, что Ли не исчезла как мираж.
Шли дни, внешне жизнь у моря налаживалась. Они прибрались в лачуге и подлатали крышу. Марк искал работу. Но червь сомнения точил его изнутри.
Однажды Марк вернулся из города с небольшим свертком.
- Ты кто-угодно, Ли, только не азиатка, убитая мною в сайгонской забегаловке. Она не умела читать и не слыхала про Хемингуэя. Полагаю, ты материализовала ее из моих воспоминаний, слепила из моих чувств и фантазий. Ты охотишься на тех, кому снятся кошмары, чтобы питаться жизненной энергией.
- Что это меняет, Марк? Наконец, твоя измученная душа обрела покой. Ты не сможешь жить без меня! Скажи, ты же счастлив?
- Теперь меня терзают сомнения вместо кошмаров. Это лишь иллюзия счастья.
- Иллюзия, дорогой? Будешь в городе, посмотри на себя в витрине магазина или в зеркале примерочной. И тогда рассуждай о сомнениях и иллюзиях.
- Да-да, я прикупил кое-что на распродаже, - сказал Марк, кивнув на сверток. - Хочу взглянуть на твою истинную сущность.
Ли вздрогнула, лицо ее перекосила гримаса страха.
- Я часть неизведанного, существующего параллельно этой вселенной. В вашем лексиконе нет слов для описания моего мира, и у вас нет чувств для его постижения. Зачем тебе правда, если ты ничего не поймешь?
- Не знаю, - пожал плечами Марк. - Не уверен, что ты способна до конца осознать человеческую природу. Вытаскиваешь из моей головы обрывки мыслей, фрагменты образов и додумываешь на свой лад.
Он распаковал сверток, в нем оказалось небольшое зеркало. По стене запрыгал световой зайчик, порожденный отражением огня керосиновой лампы от зеркала.
- Одумайся, Марк. Обратного пути не будет. Зачем менять счастье в руках на идиотский поступок? Сделай правильный выбор!
- Я выбрал.
Раздался истошный крик и звук бьющегося стекла. Она выпорхнула в разбитое окно и исчезла в темноте.
В ту ночь Марку опять приснился кошмар, пришлось сидеть у моря до рассвета. Утром он принялся неистово рубить дрова.
Мимо лачуги по тропинке проходил Пауль, местный охотник-любитель. Он остановился, прислонил обмотанную скотчем винтовку к покосившемуся забору и окликнул Марка.
- Послушай, парень, такие дела творятся. Помнишь, у Джонсонов была собака? Дворняга, большая и потешная. Дети обожали возиться с ней. Псина повадилась на ферму кур таскать. Джонсон застрелил ее и закопал на опушке от греха подальше...
Марк бросил топор и побежал по тропинке.
- Куда ты? - крикнул ему вслед Пауль. - Совсем психованный стал... Никак не возьму в толк, как собака могла вернуться? На рассвете сидит прямо на пороге и скулит, живая и здоровая. Вот дела...
***
- Чё дальше было? - спросил захмелевший Федор.
- Помучился парень неделю. И повесился, - закончил рассказ Василий Иванович.
- Ясно, Иваныч. С собакой жить - лучше уж в петлю, - промычал Федор.
И вдруг пассажира понесло:
- Байки буржуазные, Иваныч, эти параллельные вселенные! Еще моя прабабка сказывала про пересмешников. Мол, пуще зеркал эта нечисть боится, если человек воскреснет. Увидит пересмешник человека, победившего смерть, сразу зеленеет, и кишки наружу вылазят. А потом - личина краденная сползает. Если и не сгинет, одно людской образ принять не может. Прячется на болоте или в дремучем лесу. Так рассказывали старики... А я считаю, страшилки это!
- Хочешь верь, Федя, хочешь - нет, - пожал плечами Василий Иванович и отхлебнул пива.
Федор успокоился, поставил опустошенный сосуд на стол и закатил глаза, словно благодаря судьбу за дары дня насущного. Карпов сидел молча, уставившись на свою кружку.
- Василий, а я не поняла. Что за сабантуй тут происходит? Ненадолго же отошла. Это что за алкаши?
Пышущая жизнью, в огненно-красном платье, вся с иголочки женщина с двумя увесистыми сумками нависла зловещей тенью над столом, где они уютно расположились.
- Аннушка, любовь моя… - начал было Василий Иванович.
Однако Федор мгновенно оценил весь драматизм ситуации, протрезвел и толкнул речь:
- С благополучным, а главное, своевременным воскрешением вас, Анна Михайловна! Здоровья вам и долгих лет! Великодушный ты человек, Иваныч, угостил пивом и историю поучительную поведал... Прошу извинить, опаздываю на электричку... А с тобой, Петя Карпов, мы точно свидимся, потолкуем за жизнь.
Затем пассажир спешно покинул авансцену.
- Погоди, Василий, - напряглась всей массой Анна Михайловна. - Это тот Карпов, которого по пьяни перерубило на крупные куски гидравлическим дровоколом? Ты лет десять по ночам просыпался в холодном поту. До сих пор кричишь во сне: "Карпов, назад! Остановись, Петя!".
Анна Михайловна взглянула на лже-Карпова:
- Чего кривишься-то?.. Боги мои, да он стал белый как мел. Его сейчас стошнит!
Пересмешник вскочил, накинул капюшон и побежал прочь, петляя между деревьями. На ходу он опорожнил содержимое желудка, врезался в ствол тополя, упал несколько раз. А потом скрылся из виду, фактически перемещаясь на четырех конечностях.
- Ишь, ремиссия ему помогла... Вот сволочь... Развелось же нечисти...
Автор: h.i.m
Источник: https://litclubbs.ru/duel/2334-peresmeshnik.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок. Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: